Собор Александра Невского в Жиздре: воспоминание очевидца

      Старшее поколение жиздринцев хорошо помнит, что главный храм города — Собор Александра Невского в годы советской власти был превращён в районный Дом культуры, в котором почти каждый день демонстрировались кинофильмы. Кресты были сняты, иконостас уничтожен, никакой церковной утвари в Соборе не осталось. Всё огромное помещение Собора было разделено поперечной перегородкой. Ближняя к колокольне часть использовалась как фойе, где собиралась публика перед началом сеанса. За перегородкой вверху на уровне второго этажа располагалась кинобудка. Зрительный зал находился под куполом. Над залом был сделан подвесной потолок, обшитый снизу листами лакированной фанеры. По бокам — глухие деревянные со штукатуркой перегородки без окон на всю высоту арок. Основной пол Собора в зрительном зале был застелен деревянным полом, несколько поднятым для того, чтобы он без ступеньки накрыл бы амвон Собора. В алтарной части была сделана сцена, а примерно на том месте, где когда-то был иконостас, висел киноэкран. Зал был абсолютно тёмным, освещался только электрическими лампочками. Телевизоров в довоенное время ещё не было, и люди с охотой ходили в кино, знакомясь с хорошими фильмами той поры. Колокольня лишилась шпиля, а вместо него был оборудован наблюдательный пункт, имеющий круговой обзор. Из него практически был виден весь город. Это было место для круглосуточного дежурства пожарников, которые сразу же сообщали по телефону в пожарную часть о замеченной опасности.  Также круглосуточно дежурный ударами в небольшой колокол оповещал жителей о наступлении нового часа. Собор даже в годы безбожия как мог, в пределах ему дозволенного, продолжал служить людям.

     Пришла война. Дежурный на колокольне сигналом сирены стал предупреждать горожан о налётах на город немецких самолётов. Затем оккупация. В городе начали хозяйничать немцы. Припоминаю, что в начале 1942 года помещение Собора они использовали под склад для продовольствия. Бое­припасы или какие-нибудь другие стратегические материалы немцы боялись хранить в Соборе, так как он был хорошим ориентиром для наших бомбардировщиков, а позднее и для нашей дальнобойной артиллерии. Чтобы задобрить население, попавшее в оккупацию, немцы разрешали открывать церкви. Летом 1942 года они передали Собор в распоряжение гражданских властей. Началось переоборудование храма.

     Спасаясь от принудительных работ по расчистке дорог для немецких войск, я вначале поступил работать в столярную мастерскую, которую открыл в нашем городе частный мастер. В ней изготовлялись телеги, сани для крестьян из окрестных деревень, а также выполнялись заказы жиздринцев. Металлические детали поставляла кузница. Через некоторое время немцы установили свой контроль над мастерской: работы стали вестись под наблюдением немецкого солдата. Мы начали изготовлять гробы для похорон немцев. Такой продукции требовалось всё больше и больше. Эта работа так же, как и расчистка дорог, была нам явно не по душе. Гробы пошли из неструганых досок с большими щелями по углам. В довершении всего молодые работники, в том числе и я, в удобный момент вколачивали длинные гвозди в дно гробов так, чтобы они торчали внутри гроба. Определить, кто это делал, было очень трудно, поскольку производство гробов было на потоке. Это и спасало нас от разоблачения. Но дежуривший немец начал подозревать виновников и, не разбираясь, уволил всех подростков. Пришлось искать новую работу.

     В это время как раз началось переоборудование Собора, и меня взяли в качестве ученика в бригаду столяров, которая возводила иконостас. Бригада плотников тем временем разбирала сцену, перегородки, деревянный пол, кинобудку, помогала столярам. Материалов из дерева было вполне достаточно: в Жиздре в то время работала лесопилка, а вот цемента для заделки повреждений и штукатурки стен не хватало. Других нужных материалов просто не было. Я до сих пор восхищаюсь изобретательностью и даже, можно сказать, талантом мастеров столярного дела, которые в условиях оккупации взялись и даже в итоге возвели иконостас в таком грандиозном помещении, располагая только подручными материалами. Никакого проекта или эскизов художников не было. Единственно, кто давал советы, — это находившийся в городе в то время техник-строитель. Но основной замысел постройки иконостаса и его убранства принадлежал нашим жиздринским столярам-умельцам. К сожалению, я не запомнил их имена. Зарплату нам выдавали еженедельно в виде двух-трёх килограммов муки. Организаторы работ ездили по соседним деревням и собирали пожертвования на восстановление Собора. Крестьяне делились своими запасами ради такого благодатного дела. Это и было основным источником финансирования этих работ.

     Иконостас воздвигался внутри арки, которая по размерам была такой же, как и уцелевшая, только она располагалась перпендикулярно к ней. Основой его были деревянные колонны, обтёсанные на квадрат и окантованные карнизами и капителями. Колонны наверху удерживались солидной поперечной балкой, концы которой были замурованы в противоположные стены арки. Пространство между колоннами внизу закрывалось филёнками, которые обычно бывают в дорогих дверях. Сверху на филёнки опирались декоративные перекладины. Выше них оставлялись проёмы для икон, обрамлённые вверху полукруглыми наличниками. Всё верхнее сводчатое пространство арки над иконостасом перекрывалось декоративной  решёткой с крупными, примерно 50 х 50 см, ячейками. Решётка была изготовлена из узких деревянных реек, наклонённых под углом 45° в обе стороны. В каждом месте пересечения реек прикреплялся цветок, сделанный из жести пустых консервных банок, которых около немецких кухонь скапливались целые горки. Из одной банки вырезалась заготовка в виде двух противоположных лепестков, скреплённых центральным кружочком. Две такие заготовки, установленные крестообразно, пробивались в центре гвоздём и им же прибивались к решётке. Предварительно лепесткам придавали соответствующую изогнутую форму и тщательно начищали. Внутренняя поверхность банок  имела желтый блестящий вид, и цветки получались довольно красивыми.       

     После снятия подвесного потолка обнаружили сохра­нившуюся цепь, на которой раньше висела люстра. Цепь была красивой, добротно сделанной из кованых звеньев. Верхним концом цепь была прикреплена к своду купола в его центре. Ещё раз я убедился в природной смекалке жиздринцев. Работающие мастера решили сами изготовить люстру из под­ручных материалов. Они выстругали из бревна квадратный брус, немного сужающийся кверху. Затем разметили его, разделив на ряд участков, которые через один обтесали, сделав их круглыми бочкообразной формы. Причём делалось это только пилой и хорошо заточенным топором столяра. С бездействующих телеграфных столбов сняли толстую проволоку, сделали из неё завитушки и вставили их в засверлённые отверстия на квадратных участках деревянного бруса. В горизонтальных плоскостях эти завитушки расположили под различными углами. К завитушкам прикрепили множество подсвечников, всю люстру покрасили и повесили на цепь. Выглядела она вполне достойно.

    Под деревянным полом зрительного зала оказался красивый узорчатый пол из керамической плитки. Несколько таких плиток сохранилось до наших дней. Их можно увидеть на одном из стендов в Краеведческом музее города. Когда из Собора убрали перегородки и все остальные атрибуты Дома культуры, открылось огромное помещение, похожее на зал какого-то дворца.

     Основой соборного строения был четверик, имеющий в плане форму квадрата. Посредством кирпичных сводов в верхней своей части он переходил в круг, на который опирался купол. Все четыре стороны четверика были выполнены в виде больших арок, благодаря которым помещения всех примыкающих к четверику частей здания вместе с его пространством выглядели, как один большой общий зал. С восточной стороны там, где в Собор упиралась Красноармейская улица, к четверику примыкала алтарная часть Собора. Со стороны центра города примыкала северная часть здания с колоннами, выполненная в стиле классицизма. Со стороны Жировки — точно такая же, южная. С западной стороны к четверику примыкала средняя часть здания, довольно обширная, с боковыми алтарными приделами. Далее была паперть с входом со стороны центральной части города и колокольня.

     Размеры Собора Александра Невского были довольно-таки внушительными. Его величина сопоставима с Елоховским храмом в Москве, который до повторной по­стройки Храма Христа Спасителя был Московским кафедральным Собором. В детские годы я слышал от родителей, что высота колокольни Собора в Жиздре составляла 50 метров. По фотографиям можно видеть, что основные части здания имели два ряда окон. Это не значит, что он был двухэтажный. Внутренних перекрытий не было. Просто потолки у него находились на очень большой высоте. Только внутри средней части здания мог бы разместиться небольшой двухэтажный дом. Даже без росписи стен и какоголибо убранства сама конфигурация строения, казалось, наполняла всё помещение Собора особой торжественностью. Мы, живущие с давних времён в небольших комнатках своих деревянных домов, были поражены простором соборных помещений. Только сейчас, повидав много музеев, церквей, дворцовых залов, могу представить, какие шикарные, крупномасштабные росписи могли бы украшать высочайшие стены и куполообразные потолки этого уникального здания.

     В это время у нас на работе частенько пропадал Владимир Пронин. Его отец работал тогда сторожем в Соборе, а жили они в самом ближнем к реке доме по Советской улице. Знаю, что позднее Владимир был киномехаником в жиздринском кинотеатре. Он был немного старше меня. Нам всё было интересно, хотелось узнать сек­реты этого необычного строения, и мы во время моих перерывов в работе, а иногда и в рабочее время, лазили по Собору, забираясь во все его укромные уголки. В подвале Собора искали начало подземного хода, о котором по городу ходили целые легенды, но ничего не нашли, кроме глухих стен. С верха колокольни разглядывали все отдалённые уголки города и даже близлежащих окрестностей. Расхрабрившись, даже бегали по крыше, которая имела сравнительно малый уклон.

     Шедевром же моего «альпинизма» было неоднократное покорение купола. На крыше Собора находилась обычная деревянная лестница, по которой можно было добраться до нижнего края купола. Эта лестница видна на снимке Собора. Против верхнего конца лестницы в крыше купола отсутствовал один квадратный лист железа. Через это отверстие можно было проникнуть под крышу и карабкаться вверх по шаровидной кирпичной поверхности купола. Хорошо, что некоторые кирпичи выступали из кладки, поэтому на них можно было опираться. Наверное, так было сделано специально. Пространство между металлической крышей и кирпичным куполом было небольшим, достаточным только для того, чтобы пролезть человеку сравнительно тонкой комплекции. Кверху это пространство сужалось. В том месте, где угол наклона поверхности купола достигал примерно 20 – 25 градусов, в крыше было отверстие. Через него надо было вылезти наружу и по металлической крыше ползти к центру купола. Это был самый опасный участок путешествия. Зато, добравшись до центра купола, можно было опуститься в небольшое углубление, огороженное по кругу невысокой кирпичной стенкой. Забравшись туда, легко было представить, что ты находишься в открытой кабине са­молёта: перед тобой простиралась круговая панорама всего города. Помню одно наиболее сильное желание, которое приходило ко мне в эти минуты: иметь бы пулемёт и многомного патронов. Тогда с каким бы удовольствием я, подобно Анкепулемётчице из фильма «Чапаев», расправился бы с ненавистными фашистами, которые, как муравьи, ползали гдето внизу и были видны как на ладони, а я для них, как мне казалось, был недосягаем. Обратный путь был гораздо более страшный: надо было ползти вниз по совершенно гладкой поверхности крыши, наклон которой становился всё круче, причём изза выпуклости купола не было видно ни спасительного отверстия в крыше, ни края купола.  Мне тогда было 14 лет. Ох, и влетело бы мне, если бы мои родители, или старшие товарищи по бригаде узнали бы о моих путешествиях.

Собор Александра Невского и немецкое кладбище перед ним в 1942 году

     Заключительным этапом работ было изготовление креста для установки его на куполе. Для этого использовали деревянные бруски прямоугольного сечения. Весь крест обили точно таким же оцинкованным железом, из которого  была изготовлена крыша Собора. Крест хорошо начистили, подняли на купол и надёжно закрепили на его вершине. После того, как колокол сняли с деревянной пожарной вышки, стоявшей непосредственно у здания пожарной части, и подняли на колокольню Собора, состоялось освящение храма, и начали проводиться регулярные службы. Это было в апреле 1943 года.

     Как-то я узнал от взрослых, что существует обычай: на Пасху каждому разрешается звонить в церковный колокол. Работы в Соборе к этому времени уже закончились, и я ходил в школу, но в Соборе я был «своим человеком». В день светлого праздника я поднялся на колокольню и с большим удовольствием раскачивал язык этого ударного инструмента, радуясь тому, что мой благовест разносится по всему городу, долетая во все его удалённые уголки. Звонил до тех пор, пока у меня у самого не начало звенеть в ушах. В Жиздре ещё есть свидетели того времени. Например, Евгения Васильевна Лобанова приходила в Собор молиться, когда в нём совершались службы. Она рассказывала, что иконостас, люстра были довольнотаки красивыми.

     Нам повезло: в кадре одной из фотографий немецкого кладбища оказалась часть Собора в то время, когда купол его был увенчан крестом. Снимок сделан с того места, где сейчас проходит край сквера имени космонавта А.С.Елисеева, прямо напротив автостанции. По виду снимка можно определить, что это было весной 1943 года.

    Неизвестен автор этого снимка. Не знаю, каким чудесным образом он уцелел и как попал в Интернет. Помещённая здесь более чёткая фотография была передана мне настоятелем СвятоПокровского храма протоиреем Константином Гиппом, хранившим её в своём архиве. Это последний из известных снимков Собора Александра Невского. С апреля 1943 года и до конца своих дней он был действующим храмом. В первой половине августа 1943 года, перед своим отступлением немцами Собор был взорван.

     Несмотря на большие старания, оккупантам так и не удалось уничтожить его до конца. Одна арка, на которую опирался купол, кусочек самого купола, остатки стен уцелели. Уцелел и крест, ранее стоявший на куполе. Он, как воин, поверженный на поле боя, ещё долго лежал  на северозападном склоне руин алтарной части Собора. И также долгое время разрушенный Собор гремел под порывами ветра искорёженными листами своей развороченной крыши из оцинкованного железа, будто это были последние вздохи умирающего исполина. Жаль только, что позднее, гдето в пятидесятые годы по распоряжению тогдашних властей города были уничтожены последние остатки стен Собора, в том числе и его арка. А ведь дорога на Жировку прошла бы как раз примерно посередине этой арки. Какая бы была замечательная память о Соборе, если бы эта арка дожила до наших дней.

     И даже сейчас по прошествии многих лет после разрушения Собора нельзя сказать, что он исчез без следа. Прикрытый слоем земли и битого кирпича хранится его фундамент. Проходят годы. Всё меньше остаётся свидетелей, которые видели Собор собственными глазами и помнят его местонахождение. Новые постройки и планировка центральной части города далеко не всегда соответствуют довоенной, что очень способствует тому, что место, где залегает фундамент, забывается, а молодые жиздринцы вообще не знают точное его местонахождение. В Интернете даже появилось сообщение, будто бы Собор стоял на месте Дома культуры, что явно не соответствует действительности. Только строители, когда копают траншеи, иногда наталкиваются на чтото для них непонятное. А ведь это реликвия города, многие хотят сохранить память о Соборе. Мне часто задавали вопрос: «Где находится фундамент Собора?». Чтобы не потерялась частица духовного наследия наших предков, хочу поделиться тем, что сохранилось в моей памяти относительно места расположения Собора.

     Здесь место фундамента обозначено пунктирной линией. Удивительное дело: сейчас там, где находился Собор, самое оживлённое место, здесь постоянно толпятся люди. Может быть это случайно, а может быть потому, что на этом месте когдато совершались молитвы.

      Точно так же под землёй хранятся и другие свидетели истории города. Галина Владимировна Захарова (Огаркова), долгое время проживавшая в доме, расположенном в начале Красноармейской улицы, рассказала, что в шестидесятые годы дождевые потоки воды размыли тротуарную часть Комму­нистической улицы вблизи угла рыночной площади. При этом обнажился подземный ход. Через частично разрушенный свод она, будучи подростком, вместе с другими сверстниками пролезала в этот подземный ход. Они не раз пробирались по этому подземелью на некоторое расстояние. Он шёл от нынешней рыночной площади в сторону Жировки. По пути им попадались гранаты, какое-то оружие, кости. Встречались боковые ответвления этого хода. Далеко проходить они просто боялись. Галина Владимировна показала место, где была лазейка в этот ход. Оно отмечено точками на плане фундамента Собора. Ещё о подземных ходах рассказал в своей книге «Край Жиздринский» (1998 г.) Александр Иванович Проскурнин, где даже опубликована фотография вскрытой части хода, идущего со стороны Собора в направлении Казанской церкви, на месте которой сейчас находится мемориал.

     Нельзя не сказать ещё об одном историческом свидетеле прошлого нашего города. Чудом уцелевший в годы советской власти и войны памятный камень, благодаря усилиям горожан, любящих свой город, и активной помощи бывшего мэра города Вячеслава Васильевича Брондальского, этот камень, элемент памятника императору Александру III, приобрёл облагороженный вид и занял достойное место у входа в краеведческий музей. Предполагают, что он хранился в алтаре Собора, но это не так. В Соборе он никогда не был. Он спасался от грозившего ему разрушения в других местах. И только чудесное стечение обстоятельств помогло ему уцелеть.

    И ещё одна реликвия Собора, о которой практически уже никто не помнил, практически воскресла для жителей города в последнее время. По счастливой случайности, либо по чудесному совпадению, один человек, интересующийся почитаемыми предметами православия, нашёл упоминание о Страстной иконе Жиздринской Божией Матери в Интернете и специально приехал в Жиздру, чтобы её посмотреть, но в то время в городе её не было. Благодаря поискам и опятьтаки по счастливому совпадению, удалось найти фотографию этой иконы в СанктПетербурге, в архивах учёного Н.П. Кондакова, по которой и был сделан её список. Сейчас икону Жиздринской Божией Матери можно видеть в СвятоПокровском храме, усилиями служителей которого организовано её воссоздание. До 1929 года эта древняя икона находилась в Соборном храме  и считалась чудотворной.
      Вот так по крупицам собирается духовное наследие нашего города. Главное сейчас сохранять это наследие и приумножать его. Оно с  каждым годом будет приобретать всё большую и большую ценность.

     В. Анцышкин, уроженец Жиздры,  Жиздра-Москва,  2010 г.  

На главную